«Уверена: окажись мы с вами в такой же ситуации, мы справимся»: Гузель Яхина о «Зулейхе...» и силе наших возможностей

«Уверена: окажись мы с вами в такой же ситуации, мы справимся»: Гузель Яхина о «Зулейхе...» и силе наших возможностей

14.02.2019 • 5 166 просмотров

Нашумевший роман Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза» в 2015 году получил премию «Большая книга». Произведение перевели на 18 языков, одновременно хваля и ругая в прессе — признак настоящего успеха. Сейчас роман экранизируют: в конце года по центральному телеканалу покажут фильм с Чулпан Хаматовой в главной роли. А пока ведутся съемки, писательница выпустила еще одну книгу — роман «Дети мои». И снова волна споров, критики и восхищения… В чем секрет прозы Яхиной? Ее взлет был молниеносным, но ведь Гузель Шамилевна годами «стучалась» в издательства — рукопись не хотели даже просматривать. По чистой случайности текст попал в руки издателя Елены Шубиной, а дальше случилось невероятное: произведение, в которое никто не верил, стало бестселлером. В интервью писательница рассказывает, как работает над образами, сюжетами и героями.


Первый роман Яхиной «Зулейха открывает глаза вышел в 2015 году


— Гузель, расскажите о книгах вашего детства, — каких авторов читали, что произвело на вас впечатление? И в какой момент стали сами писать?

— Очень любила сказки братьев Гримм, мифы и легенды Древней Греции, в детстве я их читала запоем. Родители считали, что я увлекаюсь сказками чрезмерно, отбирали и прятали от меня книжки, а я находила и читала вновь. Одна из главных книг детства, которая меня потрясла, «Чучело». А если говорить о подростковом возрасте, то это Достоевский.

Примерно с семи лет пыталась писать, уже тогда дружила со слогом, но не публиковала ничего, хранила на листочках, в тетрадках. Потом многое потерялось при переездах, из раннего осталось очень мало. И только спустя 30 с лишним лет я отважилась на настоящий роман — мне нужно было до него внутренне дозреть.

— К какой национальной культуре вы себя причисляете?

— Я спокойно ощущаю себя на двух ногах стоящей. Одна «нога» — татарская культура и язык. Я до трех лет говорила только по-татарски, но сейчас уже утратила его, говорю гораздо хуже. Вторая «нога» — русская культура и русский язык. Я в школе говорила уже по-русски, и писать начала сразу по-русски. Эти две части спокойно уживаются у меня внутри, нет никакого противоречия. Весь корпус мировой литературы я изучила на русском языке. Также со мной с детства был немецкий язык, — мой дедушка его преподавал, от него я услышала первые немецкие слова и первые немецкие стихи. Дед очень любил Гейне и Гете.

— Читая ваш первый роман, «Зулейха открывает глаза», невозможно отделаться от ощущения кинематографичности всего происходящего. В процессе работы вы предполагали и готовились к тому, что книга будет экранизирована?

— Сюжет родился как сценарий полнометражного фильма на 180 минут экранного времени, это была учебная работа для Московской школы кино. Потом из этого текста я «вырастила» роман, поэтому структура действительно кинематографическая, как и решение многих сцен. По совету редактора я смягчала «сценарность», делала язык более мягким, литературным и образным. Спустя два года после выхода книги, к моей большой радости, я узнала, что роман хотят экранизировать.

С августа идут съемки в двух локациях: первая — Казань, Камское море, там снимается Семрук, летние сцены в поселке, а также виды «старой Москвы» и «Петербурга». Зимний лагерь снимают в Перми, там нашли маленькие деревянные домики, похожие на жилища переселенцев. В главных ролях —Чулпан Хаматова (Зулейха), Юлия Пересильд, которая играет русскую женщину Настасью, — ее образ собирательный. Если вы помните, в романе несколько русских женщин: Настасья, Илона из Казани и деревенская девушка Аглая — в фильме они все объединены. Роза Хаймулина играет Упыриху, для нее изготовили специальный пластический грим, который добавляет актрисе лет 50, превращая в старуху с бельмами вместо глаз. Профессора Лейбе играет Сергей Маковецкий. В январе закончили съемки зимнего периода романа, весной будет монтаж, а к концу 2019 года фильм выйдет на экраны.

— Вы принимаете участие в процессе съемок, вносите какие-то коррективы?

— Нет, я лишь вначале давала какие-то комментарии по сценарию в качестве консультанта, но не более того: посчитала, что неправильно будет свою историю препарировать и втискивать в жесткие рамки киноленты. Очень интересно, что получится. Надеюсь, что в фильме удастся сохранить историческую тему, не затмить ее любовной драмой на фоне таблички «ГУЛАГ». И что уважение к большой Истории будет видно. Мы общались со сценаристом, режиссером и продюсером на эту тему. В романе два лейтмотива: первый — любовь к врагу и мучительное чувство вины за это, второй — желание убежать от Истории. Герои так или иначе пытаются изолировать себя от внешнего мира, но в какой-то момент все равно вынуждены выйти к людям, в большой мир. И для меня самое важное — чтобы зритель увидел именно эту идею, а не просто мелодраму.

Один из сильнейших образов в романе — описание того, как профессор Лейбе сходит с ума: его обволакивает прозрачное «яйцо», внутри которого мир становится простым и понятным. Как к вам пришел этот образ?

— Образ яйца пришел от безысходности, — потому что я совершенно не знала, как мне приступить к этому герою. Он отличается от остальных — иной национальности, по возрасту очень взрослый, родился еще в 19 веке, и по вероисповеданию далеко отстоит от других героев. Как описать профессора Лейбе? Мне было непонятно. В итоге родился образ яйца, как визуализация желания скрыться от реальности. Изнутри «яйца» герой видит мир прекрасным, и все негативные моменты, все самое страшное, растворяется. Долго придумывала, но когда идея пришла, я села и написала главу про яйцо за один день. Это единственная глава в книге, которая родилась в потоке, и выплеснулась на бумагу за 15 часов непрерывного сидения за компьютером.

— Как на ваш взгляд, человеку лучше иметь такое защитное яйцо и быть счастливым, или видеть реальность и страдать?

— А ответ на этот вопрос я дала во втором романе. Хотя яйца там нет, герой точно так же старается укрыться от реальности, сбежать на противоположный берег реки, из своей родной деревни, отделиться непроходимым лесом. Там он пытается создать собственный мирок, но в итоге вынужден выйти и упасть в эти волны. Река — это, конечно, символ: течение времени, смена эпох, неизбежность больших исторических событий.

— Субъективно, самыми страшными страницами в романе кажутся не те, что про ГУЛАГ, а первые — где Зулейха живет в рабстве у мужа и свекрови, в темном домострое и насилии. Парадоксально, но оказавшись в лагере, она как раз освобождается. Об этом ощущении говорят многие читатели…

— Да, первые страницы не столько о деревне, сколько об архаичном, густом, темном прошлом, в котором героиня находится. Жизнь у нее в точности такая же, как была у ее бабок и прабабок — 200, 300, 900 лет назад. Это условное прошлое, которое нас пугает. Но и то, что пришло позже, — тоже ад. Зулейха перемещается из одного ада в другой, но при этом она оказывается среди людей.

— В первом аду у Зулейхи не было шанса обрести свою судьбу, поэтому, когда ее жизнь ломается, мы не испытываем жалости. К жизни в поселке отношение уже другое. Получается, что раскулачивание выступает в романе, как некая модернизация бытия. Насколько осознанно вы изобразили это?

— Действительно, если говорить о том, что герои приобретают на поселении, то те молодые люди и дети, которые попали в ссылку, получали очень многое. Я знаю это по опыту своей бабушки. Она с 7 лет росла в таежном поселении, получила прекрасное образование, приобрела великолепный русский язык, на котором говорила до конца своей жизни. Ей преподавал грамматику профессор, автор учебника, с которым она никогда не пересеклась бы в своей деревеньке. Потом бабушка работала учителем русского языка и литературы в татарской средней школе. То есть, по аналогии с романом, моя бабушка — скорее Юзуф, нежели Зулейха. Так что — да, дети на поселениях часто получали то, на что не смели рассчитывать в своей прежней жизни.

Что касается того, насколько это связано с раскулачиванием… Я считаю, что раскулачивание — это трагедия, масштаб которой, надеюсь, мне удалось показать в романе. Но эмансипация в те годы шла стремительными темпами. Это касается и моей бабушки: она вернулась совершенно другой, современной женщиной. С одной стороны, это модернизация, с другой — трагедия, и они шли параллельно. Я никоим образом не хочу это оправдывать, просто показала, как было на самом деле. Зулейха, кроткая, бессловесная женщина, получает фактически вторую жизнь. И в этой второй жизни она должна совершить метаморфозу — превратиться из кроткой девочки с ночным горшком в руке в женщину-воина с ружьем, которая умеет Выживать. Именно это для меня было первостепенным в образе героини.


Гузель Яхина и ее новый роман «Дети мои»


— Какова ваша авторская позиция: любовь между Зулейхой и Игнатовым — настоящее, искреннее чувство или это один из способов выжить в нечеловеческих условиях?

— Мне очень нравится, когда книгу интерпретируют по-разному, когда читатель видит в ней свой собственный смысл, — это значит, что книга «живет». Если кому-то кажется, что любовь у Игнатова и Зулейхи вынужденная, и это просто способ выжить для героини — пусть так. Лично я верю, что любовь эта искренняя, больше того, я считаю, что по-настоящему полюбить Зулейха сможет после окончания романа, когда она уже отпустила своего сына, осталась одна и через это обрела свободу.

— Ваша вторая книга, «Дети мои», вышла в декабре прошлого года. Произведения не похожи друг на друга, но у них есть общие точки, неожиданные пересечения. Для вас эти романы стоят рядом или это две абсолютно отдельные истории?

— Для меня эти романы, конечно, стоят рядом, я очень надеялась, что они оба будут восприниматься как исторические и неисторические одновременно. Я старалась создавать их так, чтобы с одной стороны, в них было дыхание большой Истории, а с другой — судьба маленького человека. В первом романе я рассказала о раскулачивании, о 30—40 годах, о том, что происходило в трудовых поселках. Но в то же время, я надеюсь, что рассказала историю Женщины — не конкретной татарки раскулаченной, а все-таки женщины, которая перемещается из прошлого в настоящее, преодолевает свое мифологическое сознание и переходит от общения с духами к общению с людьми — в прямом смысле открывает глаза.

Во втором романе я рассказала историю немецкой автономии на Волге в 1918—1941-е годы. Но я надеюсь, что роман не только об этом историческом периоде и трагической судьбе народа, но и о человеке, который стремился убежать от времени. Герой романа учитель Бах думает, что у него получится спрятаться от великих перемен, укрыть своих детей, ему кажется, что можно отделиться от истории своей страны. Весь роман он успешно это делает, но в конце все равно вынужден выйти к людям и стать частью большого мира. Поначалу та река, что течет мимо героев, разделяет мир на части, дарит пищу, служит источником вдохновения. Но в конце романа Волга обращается в символ времени. Бах должен в это Время упасть, чтобы стать его частью. Именно поэтому в конце он идет по дну Волги. Это путешествие — приобщение к Истории. Бах роднится с другими народами, которые тоже жили на Волге, любили эту землю. Недаром ему хочется упасть с ними рядом и остаться там, но течение несет его дальше, его вырывают из реки. Как вы помните, немцев сорвали с насиженных мест, депортировали. Вот такая параллель и близость романов существует, по крайней мере, для меня.

И еще, мне кажется, романы роднит между собой атмосфера внутри повествования. И там, и там мне хотелось написать не тягостно — о тяжелом. Поэтому я все время искала способы уравновесить материал. В «Зулейхе…» удалось придумать только одну смешную сцену — когда Игнатов и Горелов приходят ночью пьяные в клуб и принимают парижские пейзажи на стенах за виды Москвы. Во втором романе этой цели служат поговорки, суеверия, смешные традиции.

— Как вы думаете, способны ли современные люди пройти через те испытания, которые выдержало поколение вашей бабушки?

— Все, что происходит в большой Истории, подготавливается самой Историей. Люди оказываются в ней не «вдруг». Я уверена, что если что-то случится с нами, мы точно так же это выдержим. Просто мы из своего сытого, благополучного настоящего взираем на прошлое с ужасом. Нам кажется подвигом то, что делает Зулейха. Забавно, но я получаю множество писем на тему: «Зулейха так тяжело трудится каждый день, что теперь мне домашняя работа кажется пустяком». Я уверена: окажись мы с вами в такой ситуации, будем делать то же самое и так же справимся.

Записала Екатерина Королева

Другие статьи автора

Комментарии к статье:

  • Марина Анатольевна | 2019-02-15 10:23:14

    Обязательно прочту книгу до выхода фильма!

Чтобы оставить комментарий, зарегистрируйтесь
или войдите в личный кабинет